Фото начало XX века

Дорога в Шуваловку

Наконец все сборы окончены, ребята в коляске: Леня и Ольга. Мы с Катей большие – идем пешком. Мимо Розовой будки направляемся на станцию в Александровку, по Столбовой дороге вдоль Александровского парка.

Фото начало XXI века "Белая-Красносельская караулка ". Волхонское шоссе. (быв. Столбовая дорога).

Дорога эта, несмотря на то, что проходила вдоль парка, где жил царь, была весной и осенью необыкновенно грязной, а летом, в жаркие дни, покрыта толстым слоем пыли... По сторонам у канав были кучи грязи, которую время от времени сгребали и они зарастали травой, а между них опять появлялись свежие, и сама дорога оказывалась в лотке, где скапливалась в лужах новая грязь, ее опять сгребали, и так шло в продолжение многих лет.

Дорога эта пользовалась дурной славой. На ней, особенно в темные, ненастные вечера, частенько обирали незадачливых прохожих, а иногда и проезжих. Обычно пешком ходили по не широкому бульварчику со стороны Баболовского парка.

От ворот, у входа в Александровку, уже видна была станция. Папа устремлялся вперед, чтобы взять билеты, а мама с нами заходила к знакомому железнодорожнику и оставляла у него коляску. Наконец поезд трогается, и мы едем. В Питере переходим с Варшавского вокзала на Балтийский. Кругом шум, оглушительно гремят ломовые подводы, несутся с трезвоном трамваи, все куда-то бегут, какие-то подозрительные оборванцы хватают за руки, предлагают что-то поднести. Страху для нас много. Вдруг схватят и утащат! Наконец добираемся до Балтийского вокзала. В те времена вдоль Обводного канала не было каменных стенок, а откосы с травой. Мостовая была булыжная, вдоль забора шел узкий тротуар. В заборе были разрывы и там ютились разные лавчонки. И все это шумит, кричит, грохочет. Нам, привыкшим к царскосельской тишине, особенно спокойной жизни в Школьном, все казалось особенно страшным, и мы не выпускали родительских рук.

Сидя в поезде, мы ждем у окошка, когда покажутся знакомые родителям места: Сергиево, Стрельна. Проезжая Сергиево, выглядывали из окон – вдали виднелась Троице-Сергиева пустынь. От Сергиевской станции к монастырю были проложены вдоль дороги, обнесенной густыми березами, рельсы и ходила конка.

Подъезжаем к Стрельне, выходим на перрон. Папа идет искать какого-нибудь знакомого извозчика. Ижорские, корколевские и шуваловские крестьяне часто извозничали.

Немного погодя, мы едем по шоссе в Шуваловку. Папа всю дорогу ведет оживленный разговор о лошадях, много ли заработка, какие новости. Для удобства говорить, извозчик садится совсем боком, лошадь трусит потихоньку. Движения на дороге мало, хоть спи, что многие возчики и делают, безмятежно раскинувшись на телегах.

Но вот и Михайловка. У поворота в парк львы лежат на пьедесталах и стоит верстовой столб. Отсюда начинается Волхонка – дорога прямо по линейке, проложенная в Царское. На одном конце ее сейчас мы, а на другом мысленно видим наше милое Царское!

Еще немного, и под горкой каменный мост, а от него уже виден бабушкин дом.

В Шуваловке

Дом окрашен в темно-красную краску с белыми наличниками, покрыт дранью. Дом длинный, две избы, передняя и задняя. В передней живут бабушка, тетя Аня, дядя Петя – мамин брат с женой и ребятами: Васей, Верой и Иваном. Иван болен рахитом и не ходит, а ездит на своем «иждивении», тараща выпуклые светлые глаза и подтягивая выползающего из носа зеленого червяка. Вася слывет озорником, старается подражать взрослым мужикам, говорит грубо, мать называет Маша, произнося на шуваловский манер как-то вроде Мафа. Мне это произношение понравилось и я его постарался усвоить, но, после того как получил за него хорошую трепку от мамы, пришлось с ним расстаться.

Поздоровавшись и отдохнув после приезда, собираются в церковь, нашу Знаменскую, где мой дед был несколько лет старостой, и в которую родители ходили еще детьми. Служил в ней престарелый отец Владимир Беляев. Псаломщиком был Иван Васильевич Фруентов, полный, высокий, черноволосый ежиком и смуглый.

Фото начало XXI века "Орловская водонапорная башня". Город Пушкин.

Он же и регентировал. Хор был большой и пели хорошо. Певцы и певицы были свои деревенские, служащие у князя, наемных не было. Были и очень хорошие голоса.

В церковь ходили по Липовой аллее, сохранившейся до сих пор, несмотря на лихие времена, пронесшиеся над ней. Но мне в Шуваловке было как-то скучно, тянуло в Царское, там для меня был настоящий, родной дом.

В тот год рано наступило тепло. Уже на Страстной начали петь соловьи, а когда мы вернулись через несколько дней домой в Царское, лист на деревьях вышел в полную силу, поднялась густая трава, стало жарко, как летом, и нам позволили ходить босиком. На пруду рабочие купались, ловили карасей…

Мы еще не знали тогда, что это наше последнее лето в Царском.