Фото начало XXI века

Баболовский парк

Жизнь в Школьном, для ребят, была привольная. Вокруг располагался огромный Баболовский парк, похожий на лес, с красивыми куртинами и рощами самых различных пород деревьев и кустарников. Разбит он был в стиле Английский пейзажных парков.

Почтовая открытка начало XX века "Таицкий водовод около Орловских ворот ".

Через него протекала канава с чистой холодной водой, обложенная булыжником. Вода была настолько холодна, что опущенная рука сразу же начинала ныть, а стоять в воде не было возможности. В этой канавке водились большие налимы, а называлась она «монаховой», якобы потому, что в гроте, из которого вытекала, стояла фигура, изображавшая монаха. Но может быть это и выдумка, мы, ребята, лазали туда, и ничего в гроте не видели, кроме мраморной доски, гласившей, что по повелению императрицы Екатерины жители Царского Села получили воду из Таицких ключей.

Канавка текла среди высоко поднятых берегов, заросших деревь-ями, среди которых росли очень нравившиеся нам розовые волнушки…

Вообще прогулки по Монаховой канавке мы очень любили. Нас отпускали гулять одних, тем более что по дорогам в парке ездили казаки конвоя, а по верховой дороге часто катались верхом офицеры Гусарского и Кирасирского полков или команды солдат, проезжая лошадей...

Весной мы ходили в Баболовский парк за фиалками, а летом за грибами. Как я говорил, садоводство было окружено высоким и густым шпалером из елок. От частой стрижки ельник так густо зарос и переплелся, что пролезть сквозь него было невозможно. Но кое-где были устроены тайные лазейки, и вот, этими лазейками мы любили пользоваться.

Фото начало XX века "Доска в память о постройке водовода ".

От ельника шел густой, теплый дух нагретой горячим летним солнышком хвои, пахло травой, от оранжерей и парников доносился аромат всевозможных цветов с запахом политой земли, слышались голоса рабочих.Мы осторожно пролезали в лазейку и выходили на тропинку вдоль шпалера. Саженях в двадцати от шпалера - дорога «Просик», как называли просеку, ведущую от Розовой будки через весь парк до Баболова. Дойдя до угла шпалера, мы сворачивали налево на простор парка. Перед нами расстилались широкие поляны высокой густой травы с множеством ромашек, клевера. Среди полян - живописные куртины высоких елей с ветками до земли, сосен, берез, кленов, серебристых ив. В сыроватых низинках множество крупных купальниц, похожих на золотые бубенчики, по краю вала было много кислицы, от которой мы никогда не отказывались. Незаметно мы приближались к Монаховой канавке и по краям ее, заросшим большими липами, ольхами и кленами, возвращались домой. Иногда эти путешествия изменялись, но описанное путешествие считалось у нас любимым.

Царская семья

Когда Царское семейство находилось в Царском, в Александровском дворце, то вдоль ограды Александровского парка стояли конные посты казаков конвоя Его Величества. В осеннее время, столбовая дорога была довольно грязной, но освещалась, уже вот не помню, не то газом, не то электричеством. На мостике через канавку, против ворот в Школьное, иногда появлялся некий господин в пальто с каракулевым воротником и в такой же шапке. Летом он был в отличном костюме, в котелке и с тросточкой. Это был агент тайной полиции, но ничего в нем не было «тайного», все мы отлично знали, что если он тут появился, значит здесь поедет царь или царская семья. Такой же агент стоял и у Орловских ворот.

Фото начало XX века "Император Николай II на пандусе Камероновой галереи ".

Они, собственно, не стояли, а прогуливались, разговаривали с проходящими знакомыми, казаками конвоя и делали вид, что окружающее их не интересует. У Орловских ворот занимали почетный пост гусары и кирасиры. Их будка стояла справа у ворот, если смотреть в парк.

Петька Лесников

На Орловской водопроводной станции у служащих было порядочно ребят. Но почти постоянным нашим партнером был сын лесника Кузи «Петька Лесников».

Как только начиналось утро, Петька уже тут как тут. Была у нее Сестренка Маруся, лет трех, которая ему страшно мешала. Ее нужно было вечно таскать с собой, иначе она поднимала отчаянный рев, и Петька подвергался опасности сурового взыскания от матери. А мать у Петьки была весьма скорая на руку, и не проходило дня, чтобы он не получил более или менее основательной порки. Играет Петька у нас в Школьном и вдруг слышит: - Петька, Петька! Где ты стервец! Сейчас домой! Петька нехотя отправляется к воротам. Дойдя до них, выглядывает из-за пустых шпалер. Мать стоит на мосту через канавку и пронзительно кричит: «Петька! Петька!» Петька оглядывается на нас, и, точно решившись нырнуть в холодную воду, выходит из-за шпалеры. Мать, как коршун, бросается к нему. Петька, отбежав на приличную дистанцию, становится на колени, складывает умоляюще руки, делает плаксивую рожу и начинает вопить: - Мама, больше не буду, мама, княгинюшка ты моя!

Но как только мать подбегает, чтобы схватить его, он ловко вскакивает и, отбежав, снова становится на колени. С каждым разом расстояние сокращается и сокращается и Петька, наконец, оказывается в материнских руках и получает очередную взбучку. Потом мать удаляется, а Петька, утерев слезы снова отправляется играть или бредет за матерью домой, даже не зная, за что ему влетело. Его отец, плечистый, высокий малороссиянин, с окладистой русой бородой, несколько похожий на Александра Третьего, никогда никуда не спешил, всегда выступал, или вернее, шествовал весьма величественно, и, только когда он занялся дрессировкой полицейских собак, мы с удивлением увидели, что он может бегать и даже быстро.

Одно время у него в науке был крупный черный с подпалинами доберман-пинчер. С ним он бегал по парку, по следу, залезал на чердаки по приставной лестнице, перелезал через заборы. Однажды этот доберман чуть не загрыз Петькину сестру Маруську, он разорвал ей щеку так, что туда можно было вложить три пальца. Маруська долго лежала в Дворцовом госпитале, а потом ходила с забинтованной головой.