Застрелившийся офицер
Лет с трех я уже довольно хорошо помню себя и окружающее. Конечно, представления были очень своеобразные. Я, например, до шести лет не видел покойника и совершенно не представлял, что это такое. Мне казалось, что это не человек, а какой-то сложный и страшный аппарат с разными жуткими подробностями, и почему-то, когда его несут, должна играть печальная музыка. Тетя Аня или мама, заслышав эту музыку, подходили к окну, открывали форточку и говорили: «Вот уже выносят!» И от этого делалось как-то страшно…
Первый покойник, которого я видел, был офицером - сыном командира 3-го Стрелкового полка. Как-то летом он проезжал в экипаже по Фуражной улице. Внезапно из ворот хлебопекарни выбежал пьяный солдат-хлебопек, вскочил в пролетку и сорвал с офицера погон. Солдата схватили и увели, а офицер, приехав домой, застрелился.
Было ему чуть больше двадцати лет... Хоронили его на Софийском Казанском кладбище, а отпевали в церкви 2-го батальона, около которой солдат и сорвал с него погон. Церковь была уставлена пальмами, розами. Лежал офицер в гробу как живой, и я не мог никак поверить, что это и есть покойник, а не что-то таинственно-страшное. За свою жизнь пришлось перевидать великое множество всяких покойников, но никогда у меня не было к ним чувства страха или отвращения.
Софийское стадо
Утром рано мы гоняли наших коров в Софийское стадо, почти к Казанскому кладбищу, через весь плац. До выхода в Красносельский лагерь, там каждый день кто-нибудь учился и, подогнав коров к стаду, мы садились где-нибудь на бугорке и с упоением любовались на джигитовку конвойцев, рубку лозы, эскадронные учения, пехотные атаки. Забывали про жару, забывали, что давно дома ждут…
Почтовая открытка начало XX века "Софийский собор ".
|
До сих пор отлично помню формы гвардейских полков: гусарского, кирасирского, 4-го Императорской фамилии Сводно-Гвардейского, особенно их парадные формы.
А гонять коров по плацу было сущим мучением, особенно когда пройдет дождь и глина, взбитая копытами, сделается крепкой; мелкие бугорки тогда так резали ноги, - мы все лето ходили босиком, - что приходилось исхитряться, чтобы наступать не на следы копыт, а на клочки кое- где уцелевшей травы.
«Паузники»
В пять часов дня наступал так называемый «паузник», и папа с садовниками, временно работавшими у нас в Школьном, приходили пить чай. Дневной зной уже спадал, из парка веяло прохладой, от парников, гряд и оранжерей доносился смешанный аромат цветов, от прудов шел запах тины, рыбы и свежести воды. Стол уже был накрыт, большой самовар пыхтел как паровоз.
Хлеб, сметана, масло с ледника, покрытое слезинками, ждали усталых, загорелых садовников в летних форменных кителей. От них также слышался смешанный запах пота, табачного дыма и цветов, запах, который нам ребятам так нравился и который до сих пор я помню. Во время чая шел короткий, обрывистый разговор о работе. Напившись, все поднимались и расходились по своим местам. В восемь часов работу кончали.
Кто жил в садоводстве, тот шел домой ужинать и отдыхать после работы. Приходящие же из окружающих деревень, возвращались к себе, чтобы утром снова быть на работе.
Ловля карасей
По субботам работу кончали рано: поденным рабочим выплачивался недельный заработок. Фома с раннего утра топил баню, в садоводстве убирались, мели дорожки, убирали мусор. К вечеру оставались дежурные для поливки и на случай внезапной работы. У палаток латышек слышалась гармонь и песни. На пруду купались или ловили карасей, которых было превеликое множество.
Любители жареных карасей ставили в пруд мережки – простые прутяные корзины, затянутые тряпкой с дыркой в середине. К корзине привязывали веревку, в дыру опускали кусок кирпича и накрошенный белый хлеб, до которого караси были большие охотники, и забрасывали около мостков в воду. Через каких-нибудь полчаса корзина оказывалась полным полнешенька карасей.
Крупных выбирали на еду. Лишних пускали в большие дубовые чаны для воды, что стояли на берегу у мостков. В эти чаны наливалась из пруда вода, чтобы каждый раз не спускаться на мостки. А мелочь возвращали в пруд – пусть подрастут. Поэтому в чанах всегда было полно крупных карасей, которых вылавливали кому нужно по экстренному случаю. Нигде потом мне не приходилось видеть столько рыбы и такой крупной, как в наших прудах в Школьном.
Фото начало XX века "Розовая - Бабловская караулка ".
|
Иногда, в субботний вечер, к нам собирались знакомые садовники. На берегу пруда, под огромным вязом, опустившим ветви почти до самой земли, расстилали скатерть, ставили вино, пиво, большую сковороду жареных в сметане карасей. Понемногу выпивали, закусывали, пели под гитару, играть на которой был великий мастер муж нашей крестной Александр Иванович. И долго, долго сквозь сон слышалось нам в открытые окна, тихая музыка и пение русских песен и романсов.