Фото начало XX века

Гостиный двор

За несколько дней до Рождества, вынимались коробки с елочными украшениями, проверялись петельки для подвески, прикидывалось, чего и сколько нужно купить. Обыкновенно сначала заходили в магазины, в Гостином дворе, и присматривалось, что появилось интересного, и чего у нас нет.

Фото начало XX века "Гостинный двор ".

Гостиный двор в Царском перед Рождеством просто кишел народом. Магазины в наружных линиях переполнены были всякими соблазнительными вещами. Глаза разбегались от блеска и пестроты; особенно лавки с рождественскими елочными украшениями: все это горело, переливалось тысячами разноцветных огней, стоял какой-то особенный предпраздничный шум, движение, лавки полны были народом.

Но, как вспоминается, нигде не было хотя бы маленьких очередей. Всякий, кто входил в магазин, сразу определялся: покупатель это или просто праздношатающийся? Тонкость и точность определения были просто изумительны. Если вошедший стоил внимания, хозяин магазина одним движением бровей и глаз указывал на него, и, мгновенно, один из приказчиков или мальчиков устремлялся к нему: «Что изволите?» или «Что угодно?» и, переходя от прилавка к прилавку, отбирал желаемое, подводил к хозяину, тот быстро подсчитывал, получал деньги, и покупатель, провожаемый до двери мальчиком, покидал магазин, а иногда и отбывал в сопровождении его.

В середине Гостиного двора шла торговля мясом, молочными телятами, поросятами, огромные туши висели на крюках; маленькие поросята, с застывшими на рыльцах капельками воды, лежали большими поленницами, как дрова. Разные овощи, крупы, мука, орехи, пряники! Чего только не навозили к Празднику!

Был в Царском один замечательный магазин: булочная, кондитерская и еще что-то – магазин Густерина. Был он на углу Оранжерейной и еще какой-то улицы – не помню. Славился он знаменитыми густеринскими сушками. Таких сушек не было даже в Петербурге. Выпекалось их множество; целые колонны из сушек стояли на прилавках и все это раскупалось, а на другой день снова стояли колонны их. Прошло больше шестидесяти лет с тех пор, а достаточно закрыть глаза, как ясно вспоминается и магазин, и дразнящий аромат всяких вкусных печений, булочек, булок, пирожных. Вот только не помню, были ли торты?

Почтовая открытка начало XX века "Оранжерейная улица ".

И все это свежее, теплое, горячее. Вчерашнее продавалось со скидкой разным разносчикам, в школы. Обслуживали покупателей хорошенькие, одетые в кокетливые халатики и шапочки, девушки. Здесь перед Рождеством продавались и елочные игрушки. Отбирая те или другие игрушки, девушки вежливо и неназойливо советовали обратить внимание на что-нибудь новое, интересное, только что полученное, быстро упаковывали, выписывали чеки, и ни у них, ни в кассе не было очередей!

Накупив всяких игрушек, налюбовавшись на выставленные бусы, шарики, фигурки зверей и смешных человечков, мы на извозчике возвращались домой, где все купленное снова разбиралось, вызывая восторженные «ахи» и «охи», и опять укладывалось в коробки до Рождественского сочельника, когда все это великолепие украсит елку. И нисколько не меньше нас ребят восторгалась и ахала тетя Аня! И нам все происходящее от этого казалось еще увлекательнее и значительнее.

Сочельник

Наконец наступал долгожданный сочельник! Почему-то воспоминание о нем связано с морозом, искрящимся снегом, низким, но ярким солнцем и запахом елки. С утра дома шла предпраздничная, радостная для нас ребят, суматоха. Тетя Аня крахмалила и гладила оконные занавески, скатерти, белье.

Мама на кухне запекала окорока. На противнях ожидали быть посаженными в духовую куры и гуси, на плите в больших котлах варился студень. К плите страшно было подойти, так она была раскалена. То за одним, то за другим мама посылала Шурку в погреб. Всего наготавливалось много, точно потом уже нельзя было бы готовить.

Чтобы мы не очень мешали, нас отправляли к детям папиного помощника. Отец их был швед, и елку они украшали в сочельник. Мы в виде разведки ходили смотреть ее и, предположительно, сравнивали с нашей, еще стоявшей у крыльца, в снегу. День тянулся томительно долго.

Наконец, после частых посматриваний в окна, кто-нибудь радостно объявлял: «Звезда, я вижу звезду!» Тетя Аня проверяла, и если, действительно, звезда появлялась, можно было есть, хотя и постное. Ели без особого аппетита - кругом было столько и жареного и вареного, так соблазнительно пахло, что постное не шло в горло. Все предвкушали праздничные яства, вкушать которые завтра будет невозбранно, а сегодня – великий грех!

Как только начинали благовестить ко всенощной, тетя Аня оставляла все дела и собиралась в церковь, во 2-й Стрелковый батальон. Дома оставалась мама дожаривать и допекать последки. На столах наставлены были противни с окороками, телятиной, гусями и утками; в духовой сидели пироги или ватрушки. В большой деревянной чашке готовился студень, без которого и праздник был не в праздник. Студня варилось столько, что и разлитый и застывший в различных плошках, латках и тарелках, он в течение всех святок, каждый день подавался на обед и ужин.

Фото начало XXI века "Мост-плотина в Бабловском парке ".

Если нас почему-либо не брали ко всенощной, мы тоскливо бродили из угла в угол, ожидая возвращения тети Ани из церкви. Не хотелось читать или играть; то и дело посматривали на часы, а стрелки, как нарочно, едва ползли! На крыльце уже был приготовлен крест для елки, и, после недолгого ужина, папа вносил елку. Сразу дом наполнялся запахом еловой хвои, мороза и еще чем-то, невыразимо приятным, что до сих пор живо в памяти. Все сливалось в какую-то торжественную, праздничную гармонию.

Сердце радостно билось. Рождество! Ведь завтра Рождество! Тихо теплились лампады у празднично убранных образов. На окнах празднично пышно висели тюлевые занавески, и от них, и от скатертей пахло особенной праздничной, торжественной чистотой. Приладив елку, вносили ее в большую комнату и ставили на середину. От пола она доставала до потолка, оставалось лишь место для звезды: без звезды елка считалась как без головы.

Нас, ребят, старались отправить спать, но мы всякими способами уклонялись от этого и старались где-нибудь притулиться, чтобы дождаться момента, когда начнут украшать елку. Но тетя Аня, как нарочно, занималась какими-то скучными делами: то гладила какие-то ленты, то заправляла лампады, то еще чем-то. О елке она и не заикалась! На кухне мама заканчивала уборку, разливала студень по латкам. От плиты еще пышило жаром, в доме было жарко.

Меня начинало клонить ко сну, и, сколько я ни боролся с ним, он таки меня одолевал! …Сквозь сон слышались какие-то звуки, какой-то шелест! Сознание понемногу прояснялось. Открыв глаза, видишь образ, перед ним тихо колышется в зеленой лампаде огонек и тени на стене и за образом тоже колышатся. В комнате тепло и пахнет каким-то ароматом, чем-то очень знакомым!

Наконец до сознания доходит, что вот сегодня Рождество! Что пахнет елкой, праздничными вкусными вещами! А я значит проспал, значит и в этом году елку украшали без меня!

А шелестят игрушки на елке, которые, стараясь достать лапой, задевает котенок. Конечно, можно было бы покапризничать, пореветь от обиды, но сознание, что сегодня Рождество, что елка так благоухает, а игрушки так сияют и переливаются разными огоньками и шелестят, особенно бусы, это сознание пересиливает, и на сердце проливается какая-то тихая радость.

На кухне слышится уже какой-то шум и в узкую щель двери падает свет от лампы. Значит, мама и тетя Аня уже встали и готовят праздничный кофе. Впервые после поста всегда пили кофе со сливками и ванилью, разными печеньями. Потом собирались в церковь, к обедне.

На улице мороз, иней, чуть светлеет небо на востоке, снег синий и скрепит под ногой, но нам тепло от выпитого кофе, мы в валенках и теплых пальто. И опять вспыхивает мысль: «ведь сегодня Рождество!»

В морозном воздухе торжественно плывет благовест и мы торопимся, чтобы не опоздать к началу. По Гатчинской дороге толпами и небольшими кучками идут Аракчеевские, Перелесинские, тоже к обедне. Народ все знакомый, многие работают в садоводстве; все поздравляют с праздником.

В церкви уже почти полно, многие стоят в манеже перед церковью, но мы пробираемся в церковь, за свечной ящик. Налево, направо полно солдат, стоящих рядами. За свечным ящиком стоит староста церкви или казначей, точно не помню, фельдфебель Селицын в новом мундире, с нафабренными усами и пробором.

Он тоже наш знакомый, его дочка приходит к нам за молоком, и тетя Аня каждый раз читает ей нравоучения. Она очень красивая и мне ее жалко, я боюсь за нее, если с ней случится что-то нехорошее, но непонятное, о чем ей говорит тетя Аня. Мне нравится, как солдаты дружно и громко поют «Верую» и «Отче наш». Пение хора и самая служба настраивает меня несколько на грустный лад.

Мне представляется, что я умер, и меня отпевают в церкви, и все жалеют, что умер такой маленький мальчик. Но вспомнаю, что сегодня Рождество, что придет крестная с мужем Александром Ивановичем, принесут подарки, и мне становится весело. Домой идем уже около полдня, сияет низкое зимнее и холодное солнышко, мороз пощипывает за нос, но идти недалеко, и мы скоро дома.

На столе уже нас ждет праздничный обед. Взрослым наливают кагор «шитовское», папа себе - настойку, а нам, ребятам, - мед, белый и розовый. После обеда приходят с поздравлениями рабочие из караулки. Папа наливает каждому большую зеленую рюмку, со стакан, которую почему-то называют «пожарной», и мама отрезает большой кусок пирога.

Для поздравляющих на Рождество и на Пасху всегда пекли пироги и покупали четвертную водки. Часа в четыре, в сумерках собирались гости, по большей части папины сослуживцы, с женами и ребятами. В столовой накрывали стол для взрослых, а нам ребятам отдельно. Когда у нас бывали гости, мы не смели не только подходить к столу, но и смотреть, и нас выпроваживали прочь.

Конечно, мы долго за столом не сидели, а торопились к елке. Ребята-гости осматривали елку, оценивали, хвалили свою, мы не сдавались, отчего иногда возникали конфликты, разбиравшиеся взрослыми. Но, по большей части, все обходилось мирно. Елку зажигали, и мы усердно следили за свечами.

В десять часов вечера гости разъезжались, и все отправлялись на покой. Папа ходил проверять дежурных в теплицах, чтобы не остудили топки, и тоже ложился спать. В следующие дни мы бывали в гостях. На святках со славлением приходили в первый день рано утром ребята, когда мы еще спали. Тихонько они пели тропарь «Рождество Твое Христе Боже наш»… и кондак «Дево днесь»…, их одаривали пряниками, орехами и деньгами.

Вечером же приходил батюшка с псаломщиком и святой водой. В садоводстве не работали три дня, только дежурные топили печи в оранжереях, да занимались поливкой.